ПОЛЯКИ ГЛАЗАМИ УКРАИНЦА XVII-XVIII СТОЛЕТИЙ
Но речь идет не о братстве этносов, даже метафорическое. Немирич воспользуется упроченным топосом обращение шляхтича к шляхтичам, который составлял неотъемлемый колорит "сарматского" ричпосполитського мира, где вся шляхта, независимо от этнического происхождения и достатков, считалась равной, т.е. вся принадлежала к братиям народа-шляхты
Тогда от чьего "мы" проговаривает Немирич? Кого соединяет в "побратимстве" Мазепа? К кому в своей польськомовний сборнику стихов Lutnia Apollinowa (1671) черниговский архиепископ Лазарь Баранович обращается: ляше-брате? Мы об этом уже догадываемся, припомнив тенденцию к "ошляхетнення" казацкой старшини, на формальном уровне начатую Гадяцькою соглашением, а полностью развитую во времена правления Мазепы. Впрочем, существует источник, который наши догадки и подтвердит, и разъяснит. Это двотомовий так называемый Летопись Самийла Величка (1715 - 1720-начало х лет) - интереснейшая и наибольшая по объему памятка писательства Гетманской Украины. Исходя из ґенеральной цели - обосновать правомерность взгляда старшины на Украину как леґитимну "отчину" козаков, Величко аппелировать к казацкому варианту сарматской ричпосполитськой леґенди (со временем его назовут хозарским, или козарським митом). Согласно нему, напомню, предками всех казаков были хозары, выходце из Азии, которые в свое время подчинили местные славянские племена и слились с ними в качестве состояния воинов, изменив старое название хозары на казаки [12] (в сарматской леґенди это именно сделали сарматы, которые со временем стали называть себя рыцарством-шляхтой). У Величка наталкиваемся на весьма своеобразную комбинацию с обеих леґенд: путем простого отождествления понятий сарматы и хозары он сливает их докупи, итак предки казацкого воинства у него становятся сарматсько-хозарськими. Эта неожиданная аберрация разрешает наделить их таким самым содержимым "шляхетности", как и потомков знаменитых сармат, т.е. шляхту sensu stricto. Затем, казаки у Величка - всегда благородно врожденные (т.е., ривни со шляхтой Вещи Посполитой); они составляют свободный одвику благородный козацько-руський народ (варианты: сармато-козацький, козацько-руський савроматийський и т.п.) и есть оборонцами посполитого люда (т.е., представляют собой политический народ, аналогичный политическому народу-шляхте Вещи Посполитой). Апотеозою уподобление есть своеобразная Величкова (казацкая) версия золотых вольностей народовластия - основы основ сарматской идеологии, но на этом здесь нет потребности останавливаться подробнее [13]. Важнейшее для себя мы услышали: "казаки" (читай: значительные, из кого вербовалась старшина), превратившись в Гетьманати на политический народ и змодификувавши для собственного употребления такую знакомую им шляхетсько-сарматську идеологему, услышали себя благородно врожденными, ведь - братиями как русской, так и в польской или литовской шляхте, которая осталась по ричпосполитський биккордону.
Это "братство крови" не вызывает у нашего публициста никаких сомнений. Так, описывая войну Якова Остряници 1638 г., Величко прибавляет к аутентичному источнику, которым пользовался - дневника Шимона Окольського, небольшой комментарий, где предъявляет обвинение полякам в сатанинской зависти и бесчестной заносчивости, что и привела, по его мнению, к кровавому финалу:
... видстраждали с обеих сторон от военного оружия НАТУРАЛЬНЫМ ПРАВОМ СОБСТВЕННЫЕ СВОИ БРАТЬЯ - килькадесят тысяч войска их, лядського, и нашего, казацкого [14].В так называемой "Речи Самийла Зорки" на погребе Богдана Хмельницкого (как и много других "писем", "универсалов" и "речей", она написана Величком) казацкие войны названы борьбой за вольнисть и свои стародавние права ПРОТИВ БРАТЬЕВ, НО ВМЕСТЕ С ТЕМ И ВРАГОВ НАШИХ - польских савроматив [15].
Тем не менее квинтэссенцией представлений об "братстве/вражду" есть экскурс Величка в генезу польского этноса, помещенный к апокрифическому универсалу Богдана Хмельницкого с мотивацией причин восстания, к которому подтолкнули зависть и гордыня вероломных поляков:
Передаем вам это и извещаем, что поляки родились и пошли от нас же, савроматив и русив, и об этом свидетельствуют их же польские хронисты. Так вот были они сначала братьями нашими, савроматами и русами, но имели большую алчность к славе и душозгубного богатства и отдалились от сожительства с нашими старинными предками. Они взяли себе другое название (т.е. ляхи и поляки), и заволоклись аж за Вислу, и осели на чужие грунты и земли (...). Потом, как прошло с того времени уже много времени, они расплодились и приумножились в своих поселениях свыше Вислой и за Вислой и, неудовлетворенные упомянутыми уже человеческими шкодами и здирствами, беспричинно и изменнически восстали (как когда-то Кайн на Авеля) на русив или савроматив, т.е. на своих же из давности естественных братьев [16].
Итак, поляк - это бродяга, который покинул общее жилье братьев через корысть и зависть. Припомнив, что сопровождением библейского Восстал Кайн на Авеля, брата своего - и убил его (1Г.4.8) есть Божий приговор Кайнови: Путешественником и бродягой будешь ты на земле (1Г.4.12), можем с певнистю констатировать: коллизия измены Ляхов в толковании послевоенного поколения украинцев (а именно к нему принадлежал Величко, который начинал казацкую службу 1690 г.) превратилась из архаического поединка бранных слов вооруженных неприятелей на сакрализований библейской параллелью символ братоубийства, которое потащит за собой страшную отплату - А теперь ты проклятый от земли, которая раскрыла уста свои, чтобы принять кровь твоего брата из твоей руки (1Г.4.11).
Вернуться назад