Архитектура и искусство Византии V-VIII ст.
Когда мы сегодня говорим о рыцарском поведении, то обычно имеем на внимании отношения к врагу и отношение к женщине.Славу приобретала не столько победа, сколько поведение в бое. Гибель становилась добрым завершением биографии, так как рыцарю было тяжело примириться с ролью немощного старца. “Правила игры”, обязанности в бое, диктовались уважением к врагу, “игровым” отношением к жизни, гуманностью и предоставлением неприятелю равных шансов. Если неприятель упал из коня (а в обладунку он не мог подняться в седло без посторонней помощи), то тот, кто выбил его из седла, тоже слезал из коня, чтобы выровнять шансы. “Я никогда не убью рыцаря, который упал из коня! - провозглашал Ланселот. - Боронь Бог испытать такого позора!” Рыцарь не добивает человека преклонного возраста, “довооружает” неприятеля (Ланселот, рыцарь без страха и докиру, не мог извинить себе того, что в запале боя вил двух невооруженных рыцарей, а когда заметил это, было уже слишком поздно. Он обещал податься на прощу пешком, в самой лишь полотняной рубашке лишь бы замолить грех). Он не убивает противника со спины.
“Воевать и любить!” - такой лозунг рыцаря, быть влюбленным - его обязанность. В песнях Марии Французской говорится о знаменитого рыцаря, который не обращал внимания на женщин. Это большое зло и вина перед природой, делает замечание автор. Любовь должно быть взаимно верной, должны одолевать серьезные трудности и продолжительную разлуку.
Обычной темой куртуазного романа являются испытания верности. В одной из баллад Марии Французской отец обещает отдать за рыцаря дочурку, если тот без передышки отнесет ее на руках на вершину высокой горы. Девушка, от чистого сердца желая любимому успеху, морит себя голодом и одевает легчайший платье, лишь бы помочь ему. История, однако, заканчивается трагически: рыцарь на финише падает мертво.
Любовь невозможная без тайн и сокровенных встреч, без ревности и страха потерять любимую. Поскольку в браке этого всего нет, то святость семьи для рыцаря ничего не взвешивает. Культ женщины довольно условный: “Слуга в любви, господин в браке” - так характеризует истинное положение рыцаря один из исследователей. Рукоприкладство было делом обычной в семьях знати. Супружеская неверность, для мужчин приемлемая вещь, у женщин наказывалась (в легендах эпохи) сожжением на костре. Правда, когда осужденную с распущенными косами и в полотняной рубашке велели к месту наказания, в последний миг обычно появлялся рыцарь, готовый мечом довести кому-нибудь ее невинность, причем невинность эта, вопреки любой очевидности, оказывалась неопровержимой.
Эмоциональная жизнь средневекового простолюдина тяготела словно до двух полюсов - христианской литургии (она питала чувствительный мир человека приподнятыми, религиозными мотивами) и карнавальной, смиховой стихии.
Карнавальные, как вообще все обрядово-зрелищные формы, организованные на основании смеха, считает М.М. Батхин, будто бы строили по ту сторону всего официального второй мир и второй жизнь. Это особого сорта двомирнисть, без учета которой ни культурное сознание средневековья, ни даже культуру Возрождение нельзя верно познать и оценить. Снова же, за М.М. Батхиним, целый необъятный мир смихових форм и проявлений противостоял официальной и серьезной (за тоном) культуре. Они были позацерковни, позарелигийни и весьма разнообразные. Прежде всего - это праздника карнавального типа на площадях: многодневные, со сложными действами и походами на площадях и улицах. Важное в них то, что карнавал - не зрелище, в нем живут все, так как по своей природе он всенародный. Пока карнавал длится, ни для одной человека нет другой жизни, кроме карнавального; от него никуда не деваешься, так как карнавал незнает границ. На протяжении карнавала живут по законам карнавальной свободы (как в античном Риме во время сатурналий): это временный выход за границы обычной жизни, когда разрешено очень много из того, что обычно запрещено или осуждается, когда отменяются все иерархические отношения, привилегии, нормы, властвует особая форма свободного фамильярного контакта между людьми, отделенными в обычной жизни непреодолимыми барьерами гражданского, имущественного, служебного, семейного и векового состояния, когда надо неуклонно выполнять этикет и придерживаться пристойности. Во время карнавала можно пародировать все серьезные церемониалы: прославление победителей на турнирах, церемонии посвящения в рыцаре и др.
Кроме карнавалов в собственном понимании слова устраивались также “праздник дураков” и “праздник осла”. Даже так называемые храму праздника супроводилися ярмарками и разными врочистостями на площадях при участии великанов, карликов, уродов, “ученых” зверей. Шуты и глупые были неизменными участниками общественных и бытовых церемониалов и обрядив.
Постоянное раздвоение жизни на религиозное и мирское лучше всего иллюстрируется ситуацией со средневековым театром, в котором эти два начала постоянно соревнуются. Среди источников средневекового театра также находим литургию и карнавальную стихию - это баллады и танцевальные песни трубадуров, спектакля сельских шутников и танцоров, которые постепенно становятся профессиональными витивниками-гистрионами.Относительно литургичной (церковной) драмы, то уже в иХ ст. театрализуется месса, производится ритуал чтения в лицах эпизодов легенд о рождении Исуса Христоса, о его погребении и воскресении. Со временем литургична драма от простых сценок переходит к более сложным - с костюмами, режиссерскими инструкциями. Все это делают самые священники. В дальнейшем драма отделяется от мессы, переходит из латыни на местный язык, в ней появляются бытовые детали, естественные жесты (“Поход пастухов”, “Поход пророков”).
Вернуться назад